Он до сих пор не совсем понимал отношения, которые связывали обитателей соседней плантации Каскарилла Гарденс, хотя, между прочим, уже пять лет прожил здесь вместе с Люсиль. Однако Фортнэмы не поддерживали слишком тесных контактов со своими соседями. Они были вежливы со всеми и время от времени приглашали соседей к себе на праздники, однако дружбы ни с кем не искали. Другие плантаторы также сторонились хозяев Каскарилла Гарденс. Дуг и Нора имели обыкновение весьма своеобразно обходиться со своими чернокожими рабочими на плантации. Хотя у них и были рабы, как у всех плантаторов на Ямайке, Фортнэмы почти не нанимали белых надсмотрщиков, давали своим черным рабам выходные дни чаще, чем другие рабовладельцы, и делали ставку на своего рода самоуправление под руководством чернокожего старшего рабочего.

Глядя на это, соседи поначалу ожидали катастрофы. В конце концов, всем было известно, что чернокожие ленивы и нередко склонны к насилию, если не держать их под строгим контролем. Однако, несмотря на своеобразный стиль руководства, Каскарилла Гарденс процветала. И действительно, эта плантация входила в число самых богатых на Ямайке. За это время многие плантаторы стали завидовать Дугу Фортнэму. Уже хотя бы потому, что он экономил на надсмотрщиках! Но все же никому из соседей и в голову не приходило перенять эту модель для собственной плантации.

Леди Уоррингтон резко выдохнула воздух.

— Тем хуже! — заявила она.

В отличие от мужа, она очень хорошо помнила подробности.

— Ну да, миссис Нора не виновата в том, что ее похитили и… и один из похитителей, очевидно, применил насилие по отношению к ней. Но именно поэтому… Кто же захочет иметь рядом с собой этот… плод такого несчастья?

Уоррингтон пожал плечами. Ему тоже казалось странным, что Дуг Фортнэм не только женился на Норе, в конце концов освобожденной после нескольких лет, проведенных в плену у беглых рабов, но даже удочерил ее ребенка, который был зачат от одного из бунтовщиков. Саму же девочку он считал довольно симпатичной. Наверное, в детстве она была очень милой. Дуг, очевидно, просто не решился разлучить мать и дочь. У этого мужчины было слишком доброе сердце, и соседи в округе Кингстона уже давно пришли к единому мнению: когда-нибудь он поплатится за чересчур снисходительное отношение к чернокожим…

Ландо миновало плантацию Холлистеров. Несколько рабов высаживали сахарный тростник. Мужчины почти не поднимали голов, и Уоррингтон с удовольствием отметил это. В конце концов, эти парни тут не для того, чтобы ротозейничать и глазеть по сторонам. Уоррингтон кивнул надсмотрщику, выражая одобрение. Крепкий шотландец сидел на лошади, держа ружье и плеть наготове и иногда пуская их в ход. Этот человек хорошо выполнял свою работу, и, казалось, одного его присутствия было достаточно, чтобы внушать черным смертельный страх. К тому же он явно не одобрял песнопений! Некоторые надзиратели считали, что урожай будет более высоким, если рабы будут махать своими ножами-мачете в такт своим же песням. Из Каскарилла Гарденс иногда тоже доносилось пение. Однако Уоррингтон этого не понимал. Он любил покой — хотя бы потому, что его супруга говорила слишком много. Сейчас она, однако, молчала с недовольным видом. Казалось, леди Люсиль все еще жалела, что согласилась принять участие в этом празднике, и пребывала в состоянии между недовольством и любопытством.

Однако затем тишина все же была нарушена. Когда карета Уоррингтонов пересекла границу плантации Каскарилла Гарденс, на одной из боковых дорог раздались быстрые удары копыт и послышался чей-то громкий смех. Кучер Джимми резко остановил лошадей. Возмущенная леди Люсиль напустилась на него — она едва не упала с сиденья.

Уоррингтон отнесся к случившемуся гораздо спокойнее. Если бы кучер не затормозил так резко, ему вряд ли удалось бы избежать столкновения с двумя всадниками, чьи лошади проскочили через дорогу как раз перед ними. Изящная белая лошадь, на которой сидела девушка в дамском седле, как раз обогнала другого коня, который был намного крупнее. Молодой человек, отчаянно подгонявший своего коня, на ходу прокричал извинения, обращаясь к Уоррингтонам. Белая лошадь между тем скрылась из виду.

Уоррингтон фыркнул.

— Это молодой Кинсли, — пробормотал он.

— И дочь-полукровка Фортнэмов, — желчно добавила Люсиль. — Какой скандал! Я же говорила… Мы не должны это поощрять.

Уоррингтон пожал плечами.

— И тем не менее мы будем наслаждаться этим вечером, — успокоил он жену. — Ну, а теперь езжай, Джимми! Чтобы избавиться от испуга, мне понадобится добрый глоток рома из сахарного тростника. Или ромового пунша.

О рецепте пунша, приготовляемого поварихой Фортнэмов, ходили легенды, и у Уоррингтона при воспоминании об этом напитке потекли слюнки. Дочь Фортнэмов действительно радовала глаз, даже когда скакала галопом на лошади. Без сомнения, еще приятнее будет понаблюдать за ней позже, во время танцев. Уоррингтон спросил себя, не будет ли он выглядеть глупо, если пригласит девушку на менуэт…

— Разве я вам не говорила? Аллегрия резвее, чем ваш гнедой жеребец. Пусть даже его предки были скаковыми лошадьми. Аллегрия восточных кровей, она внучка Дарли Арабиана…

Деирдре Фортнэм сразу же заговорила со своим спутником, как только они заставили лошадей перейти на шаг после пересечения финиша — места, где дорога переходила в вымощенный камнем подъезд к Каскарилла Гарденс. Маленькая белая кобыла выиграла импровизированные скачки с большим преимуществом.

Квентин Кинсли, долговязый рыжеволосый спутник Деирдре, слегка искривил рот. Ему было трудно смириться со своим поражением.

— При этом, однако, играет роль и то, что вашей лошади приходится нести на себе не большую тяжесть, — парировал он. — Потому что вы, мисс Фортнэм, вряд ли весите больше, чем перышко. Самое прекрасное перышко самого трогательного колибри, который когда-либо появлялся в нашем островном мире…

Юный Кинсли подкрутил свои модные усы «мушкой» и одарил девушку улыбкой. Галантные речи удавались ему намного лучше, чем верховая езда, да и, честно говоря, лошади его совершенно не интересовали. Его привлекала Деирдре Фортнэм.

Квентин много поездил по свету. Его семья дала ему традиционное английское образование и, сверх того, подарила путешествие по Европе. Но нигде он не видел девушки прекраснее, чем дочь его соседей. Взять хотя бы ее кожу — сливки с несколькими каплями кофе. Нежная, шелковистая… Квентин мечтал прикоснуться к ней. А необыкновенные волосы Деирдре…Черные, но не гладкие и даже не волнистые. Они были намного тоньше, чем у чернокожих, которых он знал, и спадали каскадом маленьких курчавых колец на плечи. А глаза, окруженные волнующими длинными, темными, как ночь, ресницами! Очи Деирдре казались изумрудными. И к тому же излучали огонь! Как сейчас, когда Деирдре бросила на него взгляд.

— Эй, это звучит так, как будто я была всего лишь декорацией! — возмущенно воскликнула она. — Аллегрия любит чувствовать наездника! Вы можете попробовать проехаться на ней. Но предупреждаю: если вы не умеете хорошо ездить верхом, вам не удастся остановить Аллегрию до самого Кингстона!

Девушка погладила шею своей кобылы, которая вообще-то казалась совершенно спокойной и безобидной. Кинсли был уверен в том, что Деирдре преувеличивает. Но на самом деле он и подумать не мог, что эта маленькая лошадь способна развивать такую бешеную скорость, какую она только что продемонстрировала.

— Я преклоняюсь перед вашим искусством наездницы, равно как и перед вашей красотой! — заявил Кинсли с виноватой улыбкой и наклонил голову.

Он с удовольствием снял бы перед девушкой шляпу, но свою треуголку он потерял в самом начале этой дикой скачки. Придется послать на поиски какого-нибудь раба.

Деирдре направила лошадь вокруг дома своих родителей — впечатляющего строения в колониальном стиле, которое в детстве напоминало ей замок. На нем были башенки, веранды и балконы, выкрашенные в синий и желтый — любимые цвета ее матери — и украшенные искусной резьбой по дереву. В Каскарилла Гарденс обучали столяров, плотников и резчиков по дереву. Здесь у рабов было гораздо больше детей, чем на других плантациях — Дуг Фортнэм с уважением относился к бракам между слугами. Он не разлучал семьи, отказываясь продавать отцов, матерей и их детей отдельно друг от друга. Точнее говоря, Дуг вообще не продавал своих рабов. Тот, кто родился в Каскарилла Гарденс, имел право здесь жить. И это было разумное решение — благодаря ему никто из чернокожих не пытался сбежать. Однако всех этих молодых людей надо было чем-то занять…